Тресса.Ру

Сборник миниатюр

Неистовый де Фокс fb2 на ЛитРес (свободный доступ)

 ЛОНГВИ
Он сам втянул свою империю в эту войну.
Попросили.
«Ты не политик, де Фокс».
Кто бы спорил? Он никогда и не претендовал. И не озадачивался размышлениями «выгодно/не выгодно», если речь шла о помощи тому, кого считал другом.
Христианство встало на краю пропасти. Раскол. Двоепапство. Вот-вот вспыхнет война внутри церкви и, как следствие, внутри государств. Христианскому миру необходим был внешний враг. Ладно. Он стал этим врагом.
Империя отдавала свои земли почти без боя. Войска отступали. Отступали. Отступали. Оставляли города. Аш Геррс – величайшее из государств мира – рушилось на глазах, теряя то, что создавалось веками.
Христиане шли вперед, не сомневаясь ни в чем, не замечая легкости, с какой давались им победы. Объединенные ненавистью, они забывали старые распри. А империя не могла воевать. Просто не могла. Потому что нападали те, кто бессчетное количество лет был другом, союзником, сателлитом.
Империя отступала.
– Земли в Старом Свете потеряны. – Торанго обвел взглядом Владетельных Конунгов, что собрались в Валх Эттесаарр, Зале Совета. Шенирэ  государства молчали. Если бы в их власти было что-то изменить, они, несомненно, сделали бы это. Но Слово Торанго – закон для подданных. И Владетельные Конунги не могли предотвратить войну. Точно так же, как не мог сделать этого их государь. По той же самой причине: есть вещи более важные, чем сила и власть.
Земли в Старом Свете потеряны. Что будет дальше?
– Дальше люди не пойдут. По крайней мере, сейчас. Победа далась им легко, но продолжать войну они пока не могут.
– А когда смогут?
– Сменится поколение. Родятся люди, с которыми нас не связывают никакие обязательства.
– Вы уверены, что они не продолжат войну, Торанго?
– Уверен.
Остановить экспансию – это был минимум, гарантированный тем, ради кого началась бойня.
– Значит, будем ждать.
Ждать.
Шенирэ разошлись. Земли большинства из них были на другом материке. И если война вот-вот закончится, значит, их владениям ничего не грозит.
Торанго остался один.
Он сидел в глубоком кресле, задумчиво покуривая побитую трубку. Скользил взглядом по вычурной мозаике пола. Красивая была мозаика. Разные породы камня, мастерски сведенные в единый узор. Любоваться на это диво можно было часами, находя все новые и новые детали, не уставая, ни о чем не задумываясь.
Жаль, что не всегда можно перестать думать.

Последняя встреча Эльрика Осэнрэх с герцогом Саронта. Уже скоро Снежный Конунг убьет Эльрика Осэнрэх и заберет его душу.

Мне приснился страшный сон, хан. Не страшный даже. Жуткий. Хотя сейчас он кажется скорее забавным.

Мне снилось, что мы перестали быть. Перестали быть теми, кто есть сейчас. Мы изменились. И мир изменился. И ты уехал из Степи, чтобы создать свое государство за морем. А я… воевал и захватывал земли за землями, строил свою империю. Зачем мне империя?

Ты был герцогом Саронта, я – ханом Великой Степи. Смешно. Наоборот еще туда-сюда, как-то понять можно. Но наоборот почему-то не вышло.

Мне снилось, что ты погиб.

Мне снилось, что меня убивали.

Мне снилась смерть Ильриса, твоего младшего сына.  Его убили орки. Так или иначе, а они убили его. И я хочу думать, что видел это во сне.

Многое было создано и многое разрушено. А я так и не узнал, возможно ли созидание без разрушения. И я ломал, крушил и переделывал. Как мне заблагорассудится.

Это был сон. Жуткий такой сон.

Я делал то, что считал нужным. Но я не всегда делал то, что считал допустимым. Может ли человек жить в ладу с совестью? Может. А у меня вот все никак не получится.

И казалось, что потеряно  больше, чем найдено. Или не казалось. Так оно и было. Свободу обменял на власть. И, владея империей, мечтал о юрте в Степи. Чтобы горел костер. Чтобы звезды были в небе, а не под ногами.

Почему не повернул все вспять? Не бросил?

Потому что платить свободой за власть казалось правильным. За все надо платить.

И мы менялись. Менялись. С каждым годом. С каждым десятилетием. Когда-то я мог приехать к тебе и сказать: я запутался, я не знаю что делать. Мне страшно…

Потом… потом уже не мог. Ни к кому. Страх никуда не делся. Он вырос в чудовище, и чудовище это сожрало мою веру в людей, мою веру в себя и веру в Богов. Плата за власть – свобода. Плата за силу – страх.

И я тогда цеплялся за тебя. Потому что тебе еще верил. Потому что мне казалось, что из правила «за все надо платить» есть исключение. Одно-единственное, но все-таки есть. Потому что… потому что ты оставался собой, даже когда все изменилось.

Рано или поздно, конечно, эта вера истончилась, протерлась до сквозных дыр, и малейшее напряжение разрывало ее тонкую ткань все больше и больше. Рано или поздно. Да. Все когда-то случается. Но ты все равно был собой. Саронтец – для всех. Хан – для меня. Тот урок я запомнил. Я вообще прилежный ученик. Только вот учусь обычно на своих ошибках. А выученное никогда не перевожу из теории в практику.

Ссылка на аудиоверсии из "Этюдов для флейты" во Вконтакте

"Этюды для флейты" fb2

"Этюды для флейты" epub

ЛАИРРИ

Солнце коснулось пальцами твоих волос, тонкими, прозрачными, золотыми пальцами. И не смогло, не захотело погаснуть. Восхищенное, изумленное, растерянное.
Когда это было?
Так недавно, господи. Тогда же, когда ты родилась.
Закатное небо зажгло зеленый луч, тот, единственный, который дано увидеть лишь немногим. Я видел его. Я знаю какого цвета твои глаза.
В них прозрачные волны, доверчивые и звонкие, как теплые хрустальные котята. В них чистые переливы песен прибоя. В них просвеченная луной ярость штормовых валов. И в них солнце.
Во всей тебе солнце.
Солнечная улыбка.
Солнечный взгляд.
Солнечные волосы.
И хрупкая надломленность гаснущего луча.
Столько вызова в голосе, в словах, в стремительных и точных… точеных… отточенных движениях. Столько бравады и беззащитности.
У тебя жесткие ладошки. У тебя упрямый подбородок. В тебе воля, и сила, и мужество, доступные не многим мужчинам.
Но сводит с ума изящно вырезанный изгиб от талии к широким, округлым бедрам. И щемящая нежность в идеальных полушариях твоей груди. И кожа у тебя… Боги, какая у тебя кожа. В ней соленый ветер, в ней жестокость пустынь, в ней холод светлого утра и дразнящий жар безлунной ночи.
Чего ты боялась, боишься, будешь бояться?
От чего прячешься в собственной, созданной для света душе?
Острая, убийственная, гибкая, тонкая, как эннэмская сабля.
Большеглазая, ломкая, чуткая, нежная.
Женщина.
Живая. Женщина моря и солнца.
Лаирри. Лири. Лауреллас.
Как имя твое? Имя, а не глупое, смешное, наивное прозвище. Оно подходит тебе не больше, чем дерюжное платье принцессе крови. Грубой ткани не скрыть благородства осанки, не спрятать привычки повелевать и царить. Глупому прозвищу не убить твою красоту. Твою настоящую красоту.
Ты не хочешь увидеть ее? Сравниваешь себя с другими. Меряешь, измеряешь, вымериваешь.
Ты знаешь о ней. Ты не сомневаешься в ней. Ты давно уже все поняла и решила.
Неповторимая, неподражаемая, дочь солнца и прозрачной воды. Или сестра? И кем приходится тебе хрупкая льдинка месяца? А злая снежная крупа, до крови рассекающая лица? А сумасшедший летний дождь, налетающий с шумом и яростью и оставляющий за собой пьяную свежесть? Ты родственна по крови жестким изломам молний. Ты своя для призрачного цветка одуванчика.
Ты…
Я лучше нарисую тебя. Я нарисую солнце и океан, и метель, и летнюю грозу, и полуночный дождь, и соловьиную песню, и крик падающего на добычу сокола.
Я нарисую.
Это будет мир.
И это будешь ты.
И это, наверное, будет правильно.