Тресса.Ру

Отец Берк стоял около ангаров и ждал ведомого. Чудное дело — Лукаса удалось уболтать спуститься на планету, впервые за все его двадцать один год. Не то чтобы Джереми не предлагал ведомому раньше, нет, предлагал, конечно же, но Аристо умудрялся отмазываться с невозмутимостью танка. А тут… не иначе, чудо господне произошло. Прямо хоть знакомым церцетариям расскажи, правда, за такой рассказ архимандрит по головке не погладит, но если в узком кругу…
Джереми отвлекся от раздумий, согнал с лица неуставную ухмылку и, насвистывая, отправился по коридору прочь от ангаров, к кельям. Судя по всему, Аристо надо было из его кельи извлекать, а то станется с недомерка пропустить отлет, а потом только ресницами своими длиннющими похлопать. Нет уж, если решили — то лететь!
— Лукас? — для приличия Джереми пару раз стукнул в дверь кельи и воздвигся на пороге, разглядывая замершего на койке Аристо.
Ведомый поднял на него нереальные свои глазищи и улыбнулся. Пусть коротко, мимолетно, но Джереми привык к этим улыбкам, научился их ловить. Вот сейчас было ясно, что планета пугает фон Нарбэ, пугает, но Лукас встанет и пойдет, потому что гордость у него — нечеловеческая, потому что обещал. Да много еще почему.
— Что-то забыл, а вот что — никак не вспомню.
— Вырасти ты забыл перед отпуском, ну как такого мелкого потеряю где? А остальное — не важно. Инуи большая, не астероид, найдем все позабытое. Пойдем.
— Тебе сверху виднее, заметишь, если потеряешь.
Лукас все время полета изучал экран «секретаря», дочитывал путеводитель, запоминал на всякий случай карту. Ну не к мирянам же обращаться, если вдруг что. Смешно. «Простите, я заблудился, не подскажете, где здесь космопорт». А добропорядочный мирянин тебя, Лукас, отведет куда-нибудь, и доказывай потом, что ты рыцарь-пилот, а не ребенок. То-то посмеются. Нет уж, лучше сейчас еще раз запомнить все хорошенько.
Братья переговаривались негромко, по рукам ходила фляга — уже с содержимым из рыцарских запасов — отпуск, отпуск. Некоторые его годами не видят. Из Баронств не особо полетишь отдыхать. Так что Джереми и Лукас летели в компании, и возвращаться в монастырь им тоже предстояло вместе. Только вот вряд ли на Инуи они пересекутся. Отец Витольд вместе со своим ведомым после посадки должен был отправляться куда-то на запад, там их уже ждали, а вот они оставались здесь, в столице.
— Что ты там вычитываешь?
Лукас не особенно вслушивался в разговоры братьев, куда больше его интересовало содержимое «секретаря», но на вопрос ответил, оторвался от экрана.
— План ближайших улиц, карту транспортную. На всякий случай. Путеводитель еще.
Джереми не стал спрашивать, не боится ли Лукас. Понятное дело, что боится. Улыбнулся ободряюще и протянул флягу.
Лукас внимательно посмотрел на флягу. Потом на Джереми. Снова на флягу. Фыркнул и глотнул.
— Споить пытаешься перед посадкой?
Для сидящих напротив рыцарей зрелище, надо полагать, уморительное: суровый Аристо с флягой и отец Джереми, известный балагур и остряк.
— И не только перед ней.
Под дружное ржание братьев — теперь в монастыре новый повод для шуточек: Аристо-то пьющий; правда, так, беззлобно посмеивались — ходить без зубов шутникам не хотелось, — и приземлялись.
А в космопорте уже суматоха. И как они прознают про рыцарей в отпуске?
По прилете Лукасу стало ощутимо не по себе. И народу много и все как-то… как-то не так. Ладонь Джереми, сжимающая его руку, становится очень кстати. Лукас малодушно уцепился за отца Берка, быстро оглянулся по сторонам и опустил ресницы. Его разглядывали. Ну, может быть, конечно же, не только его, но их, рыцарей, точно. И если к остальным взгляды льнули, то на него смотрели с… жалостью? Сомнением?
Еще бы ему не растеряться, не покидавшему монастыря, не видевшему ничего, так его старались скрыть, спрятать.
Они были еще в форме, не успели переодеться, и, конечно, народ глазел. Вздохи девушек, завистливые взгляды парней…
А на Лукаса, ниже всех на добрые полметра, но тоже в синем с золотом, тоже смотрели. Только не завистливо, не вздыхая. Джереми не нравились эти взгляды, и он неосознанно старался заслонить ведомого.
На него смотрели как на чьего-то сынишку или на ребенка, по ошибке нацепившего форменные цвета. А не как на рыцаря. Они видели его впервые и не знали, на что способен Лукас.
Идти под взглядами было неприятно, но надо. И разглядывать полосу дорожного покрытия, мелькающего под ногами, тоже было не делом. Кем бы его ни считали миряне, голову надо было поднять и смотреть перед собой, а не в пол. Ему стыдиться уж точно нечего. Не преступник и не псионик даже, — рыцарь и аристократ. А теперь еще раз повторить и все же оторвать взгляд, увидеть небо в окне зала прилета, — не черное, расшитое звездами и планетами, как на Зигфриде, а синее, в белых облаках. И как-то сразу стало не обидно. А потом синее небо разрезал солнечный луч, до того яркий, что Лукас даже сощурился. Глупо было говорить, что он в тот же миг всей душой полюбил Инуи, но синее небо определенно украшало это место, остающееся опасным и странным.
А Джереми его вел, старался закрыть собой от взглядов, и спасибо тому, кто придумал этот походный строй, когда ведомый на полшага позади. Вроде и за спиной не прячешься, а знаешь — защитят. И ты защитишь. Но небо… Лукас смотрел на него и понимал, что решение спуститься на планету было правильным. Такое надо видеть вживую, не в записях.
С эквесами они распрощались на выходе, закинули вещи в челнок и наконец смогли поговорить подальше от взглядов.
— Ну, что скажешь?
— Небо — красивое. А остальное не знаю пока.
Инуи была… странной. В монастыре хотя бы все время была одна и та же температура воздуха, не было ветра, и уж наверняка на голову не посыпался бы снег, и не полил бы дождь. Или что там на планетах… Лукас задрал голову, щурясь на солнце, и вздохнул.
— Ты же еще ничего не видел толком! — Джереми рассмеялся и подтолкнул ведомого к челноку — Сейчас доедем…Устал?
— Нет, не устал.
За обыденным разговором они добрались до Плеяд. Номер, по привычке двухместный, уже ждал, но задерживаться там Джереми не собирался. Надо же показать ведомому мир, людей показать, да и вообще. Так что — привести себя в порядок и вперед!
Не успел Джереми и обернуться, чтоб показать, как пользоваться карточкой номера, как Лукаса и след простыл. Берк пожал плечами, закрыл двери и отправился за ведомым, ожидавшим уже снаружи.
Челнок ловить Джереми не стал: здесь, на Инуи, проще было дойти пешком, чем долететь. Народу на улицах, правда, тьма — выходные не только у них с Лукасом.
Когда проходили мимо музея, Берк затормозил ведомого.
— Зайдем по пути?
Лукас задумался. Музей. История. Наверное, интересно. Любопытство победило.
— Зайдем.
Лукас был рад, что вместо человека билеты продавались в терминале. Какой-нибудь очередной жалостливый взгляд, наверное, был бы сейчас совсем лишним. Впрочем, и ждать пришлось не долго, да и людей в музее не наблюдалось. Здание оказалось просторным, потолок не давил на голову, и Лукас вздохнул свободней. А потом, услышав неуверенный голос Джереми, старательно изображающего экскурсовода, улыбнулся. Отец Берк и экскурсия смотрелись вместе неожиданно. К тому же, в отличие от ведущего, Лукас знал, что находится в музее. Виртуальную галерею успел пройти, хотя, конечно, увидеть в живую было куда как интересней.
— Может, мы пока просто посмотрим, а если что — прочитаем?
— А ты до информационных экранов достанешь?
Джереми подначивал ведомого, но про себя выдохнул с облегчением — байку-то он придумал бы какую, конечно…но бóльшая часть экспонатов и его приводила в замешательство. Поэтому ходил за Лукасом, изредка рассказывал, когда попадалось что знакомое. И вспоминал, как точно так же в детстве ходил по музеям с родней. Он тогда еще младше, чем Лукас сейчас, был, и уж куда как непоседливей. Такие походы были хуже наказания. А так оно ничего, оказывается, интересно довольно. А вот и оно…
— Вот, смотри, — он потянул ведомого за руку через коридор, в просторный, но небольшой зал, — ты такого не видел еще.
И Джереми давно не видел, а оно осталась — огромное изображение, опоясывающее все помещение, на нем — небо, одно только небо. Проекция, конечно, кто бы сумел покрыть вручную, как на редких картинах, все пространство зала, увенчанное высоким даже как для Джереми куполом. Но именно здесь он и влюбился в небо, здесь мог — бегущий от нудных музейных экспонатов с рассказами кибер-экскурсоводов — торчать часами, как сейчас Лукас. Смотрит и смотрит, и казалось бы, что тут смотреть, гораздо интереснее те исторические выставки. Но если душа принадлежит высоте, небесам… Это было живое небо, не холодное ничто космического пространства, что обычно оставалось за бортом, а живая, прекрасная лазурь. Отец Берк и сам бы так и простоял, застыв. И весь отпуск пропустить!
Он выждал еще какое-то время, они там больше, чем во всем музее, вместе взятом, провели.
А потом обвел взглядом зал — других таких сумасшедших не наблюдалось, — хмыкнул, примеряясь…и невозмутимо перекинул ведомого через плечо. А что там было — мелкий же!
— Настоящее лучше!
Если Джереми что-то ему говорил — Лукас не слышал. Здесь и сейчас он был вне времени, вне социума, это было почти преддверие Самаянги, к которой стремится любая живая душа. Кажется, сделай шаг и вот оно — бесконечное счастье, без печалей и страдания. Только шага ему сделать не дали. Ну, наверное, действительно, он загляделся на небо, потому что в себя пришел, только когда оказался у Джереми на плече. Пришлось терпеливо ждать, когда отец Берк вынесет его из музея, как капризного ребенка.
— Поставь меня на ноги, пожалуйста.
— А ты ими пойдешь, ногами-то? Кстати, Лукас, ты есть хочешь?
— Постараюсь по крайней мере. А есть… не знаю, а что? — Лукас насторожился, и, похоже, не зря. Довольную ухмылку ведущего видно было, наверное, и в монастыре.
— Местная кухня тоже входит в обязательную экскурсионную программу.
Это нужно было сделать обязательно — отвести Лукаса в место, где готовят настоящую еду из настоящих продуктов, а не синтетическое нечто. Оно, конечно, и привычное, но… Джереми все никак не мог перестать удивляться, насколько в двадцать один Лукас ничего не знал о мире. О настоящем мире, который существовал вне обучающих программ и экрана секретаря.
Лукас радости Джереми по поводу натуральной пищи не разделял, но, в конце концов, люди же как-то ее ели и не умерли, может, оно и ничего?
— Как скажешь.