Тресса.Ру

На стыке ночи и дня есть миг, когда солнце уже высунуло над морем самый кончик языка из жидкого огня, и лучики от него разлетаются по всему просыпающемуся миру. Но летят они так полого, что не могут проникнуть сквозь пленку воды, отскакивают, словно плоские камешки - и получается, что наверху, над водой и в мангровых зарослях, уже светлое радостное утро, а ниже, в море еще зыбучая зеленоватая тьма. Словно день и ночь делят стихии пополам.
  Именно это время выбрала Летящая-в-Воде чтоб научить Девочку плавать и нырять.
  Они скинули одежду возле алтарного камня (Девочка чуть поёжилась от утренней свежести) и остались только в нитках легких деревянных бус - всплывая, они помогают определить направление на поверхность, если ты на глубине попал в мутную воду и потерял верх и низ.
  Обнажённые, словно новорожденные, они молча вошли в теплую утреннюю воду и поплыли. Когда берег стал желтоватой полосой на полпути к горизонту, Летящая сказала:
  - Думаю, достаточно. Понятно, что с плаванием у тебя все неплохо. 

Перед ним разнимались слои леса, словно цветок раскрывал понемногу свои лепестки. Сперва редкие лианы возле селения, став тоньше и прозрачнее, пропустили в царство густого папоротника, потом папоротник перешел в низкие султаны ложных кокосов, которые (так незаметно, что это казалось чудом) обнаружили принадлежность к мягкой хвое - здесь будто собрались все стороны растительного мира, и устроили праздник, и встречали его нескончаемой чередой. И пели птицы. И солнечные пальцы путались в волосах, пока Йорг не вышел к обрыву.
  Река делала здесь изгиб, крутой, как его внешний берег; и он стоял сейчас на этом берегу, а солнце уже всей жаркой ладонью оглаживало его бороду и непослушные пряди.
  Рыжий клубок меха перед ногами Йорга потянулся, фыркнул - и оказался Карибонки.
  - Она там, - сказал полулис-полузаяц. Его уши - одно висит, одно торчком - чуть трепетали в порывах осмелевшего ветра.
  - Хорошо. Спасибо, старый друг.
  Йорг порывисто вдохнул ветер, и сел на жесткий подлесок. Река в двух ростах под ним пела о близком водопаде.
  - Ты, может, расскажешь, что случилось?
  - Ты достаточно занимался моими делами, малыш Карибонки, это уже просто нехорошо.
  - Нехорошо плохо слышать того, кого зовешь старым другом. Что случилось?
  - Случилась тьма.  

(если бы не потерял след, пойдя искать Девочку на закате)

  - А я знаю, куда ты уходишь. Когда тебе грустно, или когда хочешь побыть один, или когда думаешь, что я на тебя не смотрю.
  - Наш остроглазый Глазок. И куда же я ухожу?
  - Сюда! К этому ручью, здесь летают бабочки-лимонницы, и большой шиповник. И чабреца целые кусты, а он тебе нравится.
  - Твой ум еще острее глаз, Глазок. Но, если я хотел побыть один - то зачем же ты шла за мной? Или только боги имеют право быть одинокими, когда захотят, а с потерей божественности теряют это право?
  - Нет. Нет! Затем, что только люди могут быть такими глупыми, что лечат боль одиночеством. Богам это не понять.
  - Как это?
  - А вот так. Сорви и дай мне вон ту ветку шиповника. Да, с колючками. Спасибо. Протяни ладонь. Смотри мне в глаза, Йорг. В глаза!.
  - Хм. Больно. И кровь. Ты хотела лишний раз напомнить мне о моей уязвимости? Видят боги, у тебя неплохо получа…
  - Глупый! Борода и каменное сердце! Не прячь, дай мне снова эту руку; да не вытирай.

 Ветер родился где-то, казалось, на самом небе, - он упал прямо в цветение и мед полудня вертикально вниз, заставив птиц удивленно прерваться и переступить с ноги на ногу на своих ветках. Однажды упав, этот ветер продолжал дуть ровно и мирно, но уверенно. Карибонки, чей мех словно начали оглаживать невидимые ладони, с удовольствием потянулся.
  - Слушай, - сказал он, - если этот ветер не остановить, он так и будет, наверное, дуть и дуть вечно, пока весь мир не будет набит ветром, как мешок. Представляешь, Йорг - полный мешок ветра. Ну, рассказывай, ты как тут?
  Йорг качнул головой, не отрываясь от дела - вырезания тростниковой дудочки. Нож в его руках скользил ленивой рыбкой, исчезая и появляясь.
  - Спасибо, что зашел, друг, - сказал, наконец, Йорг, - Мы. Мы - по-разному. Глазок здорова - наверное, это главное. Я. Я еще не привык к тому, что можно заболеть, и меня хвори обходят тоже. Вот, дудочку делаю.
  Карибонки пригляделся и рассерженно махнул хвостом, едва не стукнув по носу пробегающую ящерицу. Лицо Йорга, приветливое и улыбающееся было застывшим на этом ветру, словно маска.
  - Ну-ка, рассказывай! - велел маленький Карибонки, - Ты совсем поглупел, коли думаешь обмануть меня приветливостью и болтовней о здоровье. У тебя внутри - такой же ветер, только дует поперек, и ты звенишь, как ветка ясеня.
  Йорг вздохнул, сунул дудочку в рот и издал ею леденящий душу звук. Хмыкнул, и продолжил резать.