Тресса.Ру

мне не то что нехорошо, я просто не понял, когда в хищный мир пробрались золотые пони, потрясая гривками, розовыми соплями - небо, что со мной? я не хочу быть "с вами". в речь вплетаются лозунги о команде, люди хлопают по плечам и спешат в полет, я вонзаю ложку в гущу небесной баланды и вспоминаю, что мне еще грядет.
пусть бы только нехватка острой степной травы, пусть бы ломка на сломах - да и куда мне в штиль? пусть бы. но есть другое - словом не охватить, разумом при всем желании не дойти.
там сколы льда, гладкие с двух сторон, в плен захватили гулкий табачный дым, там тишина, словно печной заслон, там полыхают блеском святым мечи. там отреченье, право рубить с плеча, право отказывать и призывать беду, красота вляпалась там во главу угла, там никогда, никогда я не упаду.
там опускается занавес памяти дней.
ну а пока - человек раскрывает ладонь,
честный и верный, знающий: будет больней,
когда не смогу приказать сам себе я "не тронь".
мне не то что нехорошо, я просто растерян. не спасают ни злость, ни предвкушенье потери, они слишком добры, они слишком... их слишком много.
мне пора, небо. я постарался - я не вспомню.

инфекция страха, горечь, неправомочность
синонимичны с чьим-то оскалом. точность
прицельных отмашек подтачивает осанку.
лед в морозилке отдает звуками санок.
горный хребет ломок как сотня щитов,
на которых домой. мотив ветра пленяет остов -
тот, что стержень, курок, воля-сила, опять же щит, -
мотив льется ключом. и уже ничего не болит.
он гремит, порождая чудовищ и путь меж их лап,
он встревает в чужие слова, задевает набат,
створки врат сносит к черту. и небо распято взахлеб,
и те, кто дышит небом, и те, кого он уберег,
подставляют плечо и крыло, хоть и держат в узде.
этим слишком легко не назвать его "демон" и "зверь",
им бы лучше не знать, только небо соврать не дает.
его сто тысяч пятый, его самый первый полет -
ни прибавить и ни убавить, все дело в душе.
только страх возвращает к ограде, к урону, к туше.
сухожилия пальцев лежат на хозяйском ноже,
и дрожит воздух пропасти в лезвия кратком толчке.
продается любой, но не всякого встретит пожар,
и на ямочках щек серовато-песочный нагар
раскаляется ярче, тавром принижая в вальта.
он не видит воды, вряд ли смотрится в зеркала,
его небо берет целиком, но, увы, не в расчет.
ему бы помолиться, чтоб тем, кто его обманет
в раз последний, стал дьявол иль бог, только не небосвод.
впрочем, будь воля божья - и это он переживет.

..а когда меня спрашивают, за кого я воюю,
я отворачиваюсь, снимаю сбрую,
мну ее в кулаках, переставляю солдат -
тоже игрушечных - лицами на закат,
смеюсь, не зная, как донести одно:
не бывает войны, настоящей войны, в кино.
за кого я? да полноте, сударь! я бесправен
даже мыслить о выборе. звезды сменяют гравий,
звезды крапом обозначают частоколы,
кто-то торил эту дорогу бросками, долы
стягивая в полотна, сшивая случайной жертвой,
притворяясь, что сам он не ветер, а только жернов.
и на этой дороге не велено лгать. за кого я?
в черно-белом фильме я мог бы быть лучшим героем,
я и так словно вышел оттуда, белая челка,
зрачки черные, ножи блеклые, прикус волка,
я и так, словно там не хватало алости крови,
я и так... я умаялся в подзаборье.
честное слово, сударь, заткнитесь, что ли.
я ведь крашу пленку не по своей воле,
я вообще больше уголь с бумагой. так что молчите.
пусть сегодня - за вас. небо пахнет соленой горчицей,
небо щерится радугой, небо - изнанка боя,
как и жизни, и небо молчит в ответ. за кого я

дешевле и вовсе не знать, кто ты таков, избегать ненужных, жаляще-кислых сравнений
это не море льётся в следы за порог, всё проще - слякоти комья налипли весенней
легко перестать казаться зверем: ранить вскользь, уходить не навсегда, а лишь чуть-чуть,
превратить кольчугу в накидку, саблю в трость, перестать делать вид, что всё тебе по плечу
и тебя полюбят таким - обозлённым, слабым, скажут "настоящий", погладят по голове
они почему-то думают - дело в славе, хотя мы-то знаем, что дело только в судьбе
знакомят не с именем, не с шириной размаха; знакомят - с крыльями, терпкой их зеленцой
когда синий ветер распахивает рубаху, поверхность стелется белою полосой
на взлёте видно, как раскрываются рёбра, звонко свистящий воздух льётся трелью
они почему-то думают - нет святого. небо смотрит на нас, едва сдерживая веселье.
за прыжком прыжок ослабляет путы земли, это не побег, всё проще - это жизнь
два крыла обнимают явь нашу, наши сны, два крыла и командирское "держись!"

песком насквозь гарево проткнуто, клочки ясности понадколоты, не нутро - ледяное кружево сном пронзительно потревожено, припорошено да пришиблено. стерты образы до подшипников, постоянством личины смешаны. позволяй становиться бешеным,
позволяй себя рвать сомнениям, где они набрались терпения, чтоб в тебе видеть только гения и не думать, кто ты таков.
если пыл да нрав пробиваются, если небо слегка кусается, а они приходят покаяться в мелкоте своих не-грехов, впору вспомнить, сбежать и спрятаться, по следам хвостом - эти хватятся, эти обогнать попытаются - дурачье! обогнать - его?
его небо к зрачкам приварено. впору вспомнить - был тот, кто правильным почитал смотреть ввысь и, падая, все равно не отводить взор, да отвел, не начав снижение.
не гони теперь опасения. от огня в спину ни забвение, ни покорность не упасет.

это легко: люди, я не люблю вас, я к вам вообще никак, вы же колбаса.
это легко и в лицо, и в спину, хоть голос едва ли громче шороха сквозняка.
потом, в полете, о небо протершись мордой как о наждак, зачистившись, захмелев,
наперебой мы будем требовать крови, насквозь врагов прошивая, вершить побег.
море с напором, с тягой оближет купол, соль, багровея, росписью ляжет на борт.
это легко: люди играют вслепую, я больше не чувствую их, и они - никто.
что-то мелькает на кончиках встрепанных нервов: было. я помню, да не могу понять.
было, что я был средь них не одним, не первым... к черту. я возвращаюсь к себе, и опять
зверь - не личина, не проблеск - живое имя. дайте мне боли, поймайте меня, ее!
я и не думал найти место, что нас примет, где продолжается после посадки полет.
туманная взвесь заползает по чреву бойницы, с моим появлением гасится в доме очаг.
и кажется раз иной - есть один, кроме Блудницы, который не бросит, который поймет. друго-враг.
смешно даже сравнивать тех, поднимавшихся в выси, но все же съедобных, с вот этим, пустым, неживым.
а прочее - драмы, соблазны, - мир, отвяжись ты! мы очень заняты, мир. это важно, мир. мы летим.